По чёрным водам Реки медленно покачиваясь плыли в неведомую даль жёлтые и багряные листья...читать дальше
На этом мосту, что изогнул, как кошка, горбатую спину, Рихарт стоял уже минут двадцать, наблюдая за тем, как причудливо искажается в тёмных потоках окружающий мир. Правую перчатку он снял, и время от времени поглядывал на пергаментно-коричневую с лиловыми тенями кисть, попытался сжать кулак — выходило неутешительно: до сих пор больно, мышцы, казалось, утратили способность сокращаться. И он снова следил взглядом за бесприютными листьями, каплями редкого дождя, собственным отражением.
Мимо него проскакал на трёх лапах бродячий пёс непонятной рыже-серой масти. На свист доктора обернулся, подошёл, задрал лобастую башку, мол, что тебе надо, чужак? Он был весь в проплешинах — то ли от лишая, то ли от плохой кормёжки, - и доктор не решился почесать его за ухом. В кармане он нащупал старую засохшую тянучку — пёс сжевал её в один момент и затребовал ещё.
Всё, нету больше, ступай, - велел Рихарт. Но пёс плюхнулся у его ботинка и принялся деловито гонять блох в редкой шерсти.
Наконец, равнодушие человека ему надоело, и пёс потрусил по своим делам. Цокот когтей затихал долго, пока не растворился в тиши умирающего Города.
Странно... Прохожих вовсе нет. По дороге доктору встретилась лишь стайка ребят — они торжественно несли куда-то большую тряпичную куклу с грубо нарисованным лицом.
«Куда, интересно?» - полюбопытствовал Рихарт и, видимо, вслух, потому что парнишка с лопатой — вожак — ответил негромко:
- Хоронить.
«Бред какой-то...».
Пожалуй, не стоит задерживаться в Городе надолго. С другой стороны, как же клятва Хиппократа? Вряд ли возможно предпринять что-либо действительно эффективное при данных обстоятельствах, но хотя бы помочь в меру своих сил...
Кстати, если это действительно песочка — почему бы не воспользоваться столь редким шансом, особенно если он сам идёт в руки?
Что сейчас известно об этой заразе? Заболевание, похоже, инфекционной этиологии — на это указывает факт быстрого распространения заболевания, особенно в густозаселённых районах, по слухам, она сейчас особо зверствует в рабочем квартале, косит целые семьи подряд.
Согласно правилам Коша-Пастёура, необходимо установить, имеется ли возбудитель в поражённых тканях, а также определить, будут ли развиваться симптомы при инокуляции исследуемой культуры в неинфицированых прежде организмах...
Ноги сами отмеривали шаг за шагом по брусчатке, а мозг уже прокручивал примерный план эксперимента, отыскивая в памяти обрывки лекций по бактериологии.
Итак... Из оборудования, думается, кое-что можно найти в больнице — должна же там иметься штатная лаборатория. Чашки Пьетра, питательная среда вроде агара и хоть какой-нибудь аналог термического шкафа — стоит посеять культуру in vitro. На худой конец придётся за пазуху сунуть. Да... Секционный нож, скальпели, лезвия «гиллет» и микроскоп — вполне вероятно, что будут выявлены патологии клеток или тканей. Шприцы, катетеры... И самое сложное — интактные подопытные организмы...
Во время обучения Рихарту с сокурсниками в подобных целях предоставлялись чистые, «деликатесные» лабораторные животные — белые мыши, морские свинки, кролики. Их выращивали в условиях, близких к стерильным и при хорошем питании. А как быть сейчас?..
На этом месте поток размышлений был внезапно прерван. Большой чуткий нос Рихарта словил почти забытый аромат мяты и можжевельника, как будто бы сдобренный капелькой карболки...
«Нет... Не может быть..».
Серое платье, обнявшая плечи, словно крыльями, шаль-разлетайка. Руки — как в пятнах краски — в каштаново-тёмных веснушках, непослушная рыжая прядка, выбившаяся из свободной косы.
«Невозможно...».
Как последний дурак, как умалишённый стоял столбом, не смея обернуться, а удары сердца отдавались кузнечным боем даже в кончиках пальцев на ногах.
Сколько сил стоило ему искоренить из памяти эти милые сердцу чёрточки? Сколько ночей провёл он, уставившись в потолок, со сжатыми до крови из дёсен зубами? Сколько?
Он уже и не помнил сам.
А ради чего? Чтобы однажды тщательно возводимый бастион памяти рассыпался по кирпичикам от мимолётного наваждения?
Рихарт бросился вдогонку, завернул за угол, но улица была пустынна, беззвучна.
Дон-н-н.. Это запел колокол в Соборе — ещё одни похороны.
«Я схожу с ума...» - был вынужден констатировать хирург.
«Даши нет... Даши нет... Нет... Нет... Нет...» - он твердил это в ритм шагов. Он сам видел, что осталось от неё после взрыва. Но тот ком отвратительно-красных лохмотьев уже не был Дашей, никогда ей не был.
Не мог ею быть.
Это призрак. Наваждение. Мираж. Галлюцинация. Зови как хочешь. Это не Даша. Она осталась на войне. Он сам это видел. Видел и сам запретил себе об этом думать, потому что ничего хорошего эти воспоминания не приносили.
После Дашиной гибели и без того немногословный Рихарт вовсе замкнулся. Порой казалось, что от окружающего мира его отгораживает непробиваемая глыба обжигающе холодного льда. Изредка сквозь неё пробивались искорки того, что когда-то было Орландо Рихартом: горячность, свойственная молодому возрасту, наивность и открытость. Но этих робких проявлений было недостаточно, и они гасли, едва сумев зародиться.
Надраться бы в хлам до скотского забытья и снова не думать ни о чём...
К восьми обещался быть Раев. Клуб — чем не повод
По чёрным водам Реки медленно покачиваясь плыли в неведомую даль жёлтые и багряные листья...читать дальше